Важнейшее различие идеологии и социальной философии связано с их разными социальными функциями. В одном случае это познание мира, в другом решение практических политических задач. Вместе с тем философия не только познает мир, но и ищет смысл и цели человеческого существования, а также критически оценивает формы общественного устройства, соответствующие этим целям. Она всегда соотносит знание об обществе с потребностями, интересами и эволюцией [Луман 2017; Антоновский 2017] познающего субъекта. А идеология оказывается вынужденной выполнять познавательную функцию. Она не достигнет поставленных прагматических целей, если не будет опираться на знание о социальной реальности. Действительно, чтобы изменить или законсервировать политическую ситуацию, нужно сначала предложить описание наличного положения дел. В состав идеологии входят не только «ценности как цели», но и «ценности как средства» (см.: [Сорокин 2006]). Задача идеологов – обнаружить практический путь реализации своих идей, что заставляет их обратиться к социальной философии и науке. Так в корпус идеологии включаются идеи, которые касаются не только политических предпочтений, но и способов их реализации (диктатура пролетариата, отмена права наследования и т.д.). Многие влиятельные идеологии опирались на определенную социально-философскую теорию. Однако познание реальности само по себе не является самостоятельной целью идеологии (в отличие от социальной философии и науки), данная функция для нее оказывается, хотя необходимой, но только служебной. И это сказывается на особенностях ее реализации.

Так как познание мира не является подлинной целью идеологии, она не стремится к непредвзятости. Помимо фактов, идеологии способны опираться также на мифы и даже на предрассудки и домыслы (что сближает их с различными формами «псевдонауки» – алхимией, нумерологией и т.д.). Пытаясь дать обоснование и оправдание своих целей и ценностей, идеология нередко способна искажать факты или же делать из них выводы, нарушая законы логического следования. Она изначально смотрит на мир субъективно, через призму интересов, нужд и представлений определенной социальной группы (класса, сословия, нации, этноса и т.д.). Стоит оговорить, что теоретически существует возможность того, что идеологии неожиданно придут к верным выводам даже там, где наука пока ошибается. Речь идет в первую очередь не о характеристиках полученного ими знания, а об изначальной интенции, которая лежит в основе получения этого знания.

Идеологии могут использовать научные методы доказательства в тех случаях, когда это им выгодно, однако они тут же от них откажутся, если они перестанут служить их целям. Чаще всего идеолог заранее знает, какой вывод ему необходимо обосновать. Однако нельзя сказать, что в идеологических построениях законы логики нарушаются постоянно. Так, к примеру, Х. Арендт считала одним из важнейших признаков идеологий их подчеркнутую логическую безупречность (которая, правда, имеет целью скрыть отсутствие обоснования ее исходных положений) [Арендт 1996, 608–610]. В целом набор методов идеологии в определенном смысле богаче и шире чем у науки – она может использовать как логические, так и псевдологические доказательства, а большая часть ее силы состоит в том, что она способна обращаться к эмоциональной сфере человека, к его иррациональному началу. Поэтому в отличие от рефлективных форм познания идеологии активно будут включать в себя в качестве компонентов миф и утопию. Часто не последнюю роль в идеологическом мировоззрении играет вера, что сближает его с религией.

Таким образом, предлагаемое идеологией описание социальной реальности в большинстве случаев отличается от научного меньшей достоверностью. Однако это не означает, что абсолютно все идеологические утверждения ложны по определению. Для того чтобы успешно выполнять поставленные задачи, реализовывать программы, идеологиям необходимо сохранять определенную степень адекватности по отношению к существующей действительности, а потому так или иначе они вынуждены прибегать к данным науки и социальной философии. Главным отличием идеологии от данных форм познания является различие их целей.

Являясь самостоятельной частью общественной жизни, отличной от других образующих социальной системы (экономики, науки и т.д.), идеология вступает с ними в отношения композиционного пересечения и может придавать политическое значение различным общественным проблемам, используемым как повод для политического противостояния. Способность идеологии проникать в другие сферы социальной жизни отражена в работах К. Шмитта [Шмитт 2016], можно также вспомнить идеи М. Фуко, который утверждал, что вся человеческая жизнь вплоть до малейших ее проявлений пронизана политической властью [Фуко 1999]. А потому следует разграничивать действительно политические компоненты общественного сознания и не являющиеся таковыми по своей природе, а только лишь вовлеченные в политическое противоборство (см.: [Миронов 2018]). Так, неполитическое по своей природе философское или даже художественное произведение может вовлекаться в политическую борьбу, однако в таком случае речь идет лишь о ситуативном его применении.

Говоря о соотношении философского знания с идеологией, мы сталкиваемся с еще одной проблемой. Мы можем отделить философию от идеологии теоретически, на уровне идеальных типов, однако в действительности они часто находятся в отношениях взаимопересечения. Так, П. Бурдье, говоря об оппозиции, существующей между политическим и философским дискурсами, и утверждая, что они представляют собой два раздельных социальных пространства, которым соответствуют два различных ментальных пространства, признавал при этом, что существуют книги и статьи, обладающие качеством двусмысленности, относящиеся сразу к обоим этим пространствам [Бурдье 2003]. Несмотря на то, что социальная философия и идеология представляют собой разные формы духовной деятельности и несводимы друг к другу, зачастую отличить идеологические построения от философских на практике оказывается крайне трудным.