Рациональность как фундаментальное понятие философии права – о духе и букве закона

Тухватулина Лиана А.; Кржевов Владимир С.

doi:10.31857/S004287440003614-0

Русский

Войти Регистрация

Главная>Выпуск №1>Рациональность как фундаментальное понятие философии права – о духе и букве закона

Рациональность как фундаментальное понятие философии права – о духе и букве закона

Оглавление

Аннотация Оценить Содержание публикации

Библиография Комментарии

Рациональность как фундаментальное понятие философии права – о духе и букве закона

Аннотация

Код статьи

S004287440003614-0-1

Тип публикации

Статья

Статус публикации

Опубликовано

Авторы

Тухватулина Лиана Анваровна Связаться с автором

Аффилиация: Институт философии РАН
Адрес: Российская Федерация

Кржевов Владимир Сергеевич

Аффилиация: МГУ имени М.В. Ломоносова
Адрес: Российская Федерация

Выпуск

Выпуск №1

Страницы

26-30

Аннотация

В статье анализируется значение понятия рациональности в науке о праве и в социальной философии. Авторы полагают, что смысловой узел проблемы рациональности в науке о праве может быть зафиксирован через соотношение категорий формальной и материальной рациональности, предложенных М. Вебером. Если формальная рациональность обеспечивает структурную упорядоченность правового корпуса и единообразие юридического толкования, то категория материальной рациональности обозначает социальные ориентиры правоприменения. В статье рассматривается концепция австрийского правоведа Г. Кельзена как пример наиболее последовательного обоснования формальной рациональности в праве. Кроме того, осмысливаются некоторые перспективы и риски «материализации» рациональности в правоприменении. Так, следование принципам материальной рациональности позволяет сделать правоприменение более гибким, расширяя возможности учета конкретных обстоятельств. Однако вероятную опасность здесь представляет использование права в узких интересах той или иной социальной группы. Используя ресурсы системно-теоретического подхода Никласа Лумана, авторы показывают, что снижению возможных рисков «материализации» рациональности способствует соотнесение локальных целей и задач правоприменения с объективными принципами организации общества. Авторы показывают, что, несмотря на общее стремление М. Вебера выстроить свою концепцию как альтернативу марксизму, эти учения оказываются совместимыми в применении к анализу рациональности в праве.

Ключевые слова

Weber, law, rationality, Kelsen, Marx, interpretation, law enforcement

Источник финансирования

Статья подготовлена при поддержке РФФИ, проект № 18-011-01097 «Социальная теория и власть: современная российская перспектива», а также проект № 17-03-00733-ОГН «Системно-коммуникативный подход Н. Лумана в приложении к российскому обществу».

Классификатор

Получено

13.02.2019

Дата публикации

19.02.2019

Всего подписок

Всего просмотров

736

Оценка читателей

0.0 (0 голосов)

Цитировать Скачать pdf

ГОСТ	Кржевов В. С. , Тухватулина Л. А. Рациональность как фундаментальное понятие философии права – о духе и букве закона // Вопросы философии. – 2019. – Выпуск №1 C. 26-30 . URL: https://vphil.jes.su/s004287440003614-0-1/. DOI: 10.31857/S004287440003614-0
MLA	Krzhevov, Vladimir, Tukhvatulina, Liana "Rationality as a Fundamental Notion of Legal Philosophy: on the Letter and the Spirit of Law." Voprosy filosofii. 1 (2019).:26-30. DOI: 10.31857/S004287440003614-0
APA	Krzhevov V., Tukhvatulina L. (2019). Rationality as a Fundamental Notion of Legal Philosophy: on the Letter and the Spirit of Law. Voprosy filosofii. no. 1, pp.26-30 DOI: 10.31857/S004287440003614-0

Доступ к дополнительным сервисам

Дополнительные сервисы только на эту статью

Преимущества сервисов

100 руб. / 1.0 SU

Дополнительные сервисы на весь выпуск”

Преимущества сервисов

800 руб. / 16.0 SU


1	Правоведение, на наш взгляд, является достаточно консервативной областью социального знания. Это соображение отчасти подтверждается тем, что на протяжении всего ХХ в. в континентальной традиции науки о праве преобладал юридический позитивизм. Даже если предпринимались попытки разработать другие подходы, их авторы вынуждены были определять свое отношение к нему. Наряду с этим и в американской традиции правоведения, отличающейся несколько большей вариативностью, доминирующие позиции занимало направление правового реализма, в рамках которого, по мнению исследователей [Wacks 2012, 282], были созданы теоретические предпосылки для «критической теории права» и так называемой «феминистской юриспруденции». Очевидно, что интересам субъектов современной рыночной экономики отвечает наличие стабильно функционирующей правовой системы, способной четко структурировать позиции в социальном пространстве, обеспечивать гарантии выполнения обязательств всеми участниками и тем самым минимизировать их возможные риски. Стабильность правовой системы предполагает наличие в обществе более или менее устойчивого консенсуса в вопросах трактовки ее основных понятий и способов правоприменения. Вместе с тем следует подчеркнуть, что, с одной стороны, правовые понятия должны адекватно описывать наличные социальные отношения, а с другой – обладать достаточной гибкостью, чтобы соответствовать интенсивным изменениям в этих отношениях.	Правоведение, на наш взгляд, является достаточно консервативной областью социального знания. Это соображение отчасти подтверждается тем, что на протяжении всего ХХ в. в континентальной традиции науки о праве преобладал юридический позитивизм. Даже если предпринимались попытки разработать другие подходы, их авторы вынуждены были определять свое отношение к нему. Наряду с этим и в американской традиции правоведения, отличающейся несколько большей вариативностью, доминирующие позиции занимало направление правового реализма, в рамках которого, по мнению исследователей [Wacks 2012, 282], были созданы теоретические предпосылки для «критической теории права» и так называемой «феминистской юриспруденции». Очевидно, что интересам субъектов современной рыночной экономики отвечает наличие стабильно функционирующей правовой системы, способной четко структурировать позиции в социальном пространстве, обеспечивать гарантии выполнения обязательств всеми участниками и тем самым минимизировать их возможные риски. Стабильность правовой системы предполагает наличие в обществе более или менее устойчивого консенсуса в вопросах трактовки ее основных понятий и способов правоприменения. Вместе с тем следует подчеркнуть, что, с одной стороны, правовые понятия должны адекватно описывать наличные социальные отношения, а с другой – обладать достаточной гибкостью, чтобы соответствовать интенсивным изменениям в этих отношениях. Правоведение, на наш взгляд, является достаточно консервативной областью социального знания. Это соображение отчасти подтверждается тем, что на протяжении всего ХХ в. в континентальной традиции науки о праве преобладал юридический позитивизм. Даже если предпринимались попытки разработать другие подходы, их авторы вынуждены были определять свое отношение к нему. Наряду с этим и в американской традиции правоведения, отличающейся несколько большей вариативностью, доминирующие позиции занимало направление правового реализма, в рамках которого, по мнению исследователей [Wacks 2012, 282], были созданы теоретические предпосылки для «критической теории права» и так называемой «феминистской юриспруденции». Очевидно, что интересам субъектов современной рыночной экономики отвечает наличие стабильно функционирующей правовой системы, способной четко структурировать позиции в социальном пространстве, обеспечивать гарантии выполнения обязательств всеми участниками и тем самым минимизировать их возможные риски. Стабильность правовой системы предполагает наличие в обществе более или менее устойчивого консенсуса в вопросах трактовки ее основных понятий и способов правоприменения. Вместе с тем следует подчеркнуть, что, с одной стороны, правовые понятия должны адекватно описывать наличные социальные отношения, а с другой – обладать достаточной гибкостью, чтобы соответствовать интенсивным изменениям в этих отношениях.

2	Механизмы, обеспечивающие требуемую пластичность и эволюцию [Луман 2017] правовых систем, могут быть выявлены и исследованы только с привлечением категорий высокого уровня абстракции, поскольку эта задача не укладывается в рамки узкой предметной специализации науки о праве. А потому изучение динамики современного права требует обращения к концептуальному аппарату философии, в которой разработан богатый концептуальный аппарат для изучения природы нормативного знания (см.: [Касавин 2017]).	Механизмы, обеспечивающие требуемую пластичность и эволюцию [Луман 2017] правовых систем, могут быть выявлены и исследованы только с привлечением категорий высокого уровня абстракции, поскольку эта задача не укладывается в рамки узкой предметной специализации науки о праве. А потому изучение динамики современного права требует обращения к концептуальному аппарату философии, в которой разработан богатый концептуальный аппарат для изучения природы нормативного знания (см.: [Касавин 2017]). Механизмы, обеспечивающие требуемую пластичность и эволюцию [Луман 2017] правовых систем, могут быть выявлены и исследованы только с привлечением категорий высокого уровня абстракции, поскольку эта задача не укладывается в рамки узкой предметной специализации науки о праве. А потому изучение динамики современного права требует обращения к концептуальному аппарату философии, в которой разработан богатый концептуальный аппарат для изучения природы нормативного знания (см.: [Касавин 2017]).

3	Особое значение для осмысления проблем современного правоприменения имеет также тематика рациональности; в ее разработку значительный вклад внес М. Вебер. В последний период творчества он разрабатывал гипотезу о поэтапной смене доминирующих типов рациональности в истории – от первоначального традиционного с последующим переходом к ценностно-рациональному и далее к целерациональному. Одним из наиболее значимых проявлений этого «расколдовывания мира» стало становление бюрократии как доминирующей социальной группы, исповедующей принципы «самой рациональной формы реализации господства» [Вебер 2016, 261]. Исходя из этого, можно уверенно утверждать, что именно в праве целерациональность как доминирующая установка социального действия обретает высшую форму «логически формальной рациональности».	Особое значение для осмысления проблем современного правоприменения имеет также тематика рациональности; в ее разработку значительный вклад внес М. Вебер. В последний период творчества он разрабатывал гипотезу о поэтапной смене доминирующих типов рациональности в истории – от первоначального традиционного с последующим переходом к ценностно-рациональному и далее к целерациональному. Одним из наиболее значимых проявлений этого «расколдовывания мира» стало становление бюрократии как доминирующей социальной группы, исповедующей принципы «самой рациональной формы реализации господства» [Вебер 2016, 261]. Исходя из этого, можно уверенно утверждать, что именно в праве целерациональность как доминирующая установка социального действия обретает высшую форму <em>«логически формальной рациональности». </em> Особое значение для осмысления проблем современного правоприменения имеет также тематика рациональности; в ее разработку значительный вклад внес М. Вебер. В последний период творчества он разрабатывал гипотезу о поэтапной смене доминирующих типов рациональности в истории – от первоначального традиционного с последующим переходом к ценностно-рациональному и далее к целерациональному. Одним из наиболее значимых проявлений этого «расколдовывания мира» стало становление бюрократии как доминирующей социальной группы, исповедующей принципы «самой рациональной формы реализации господства» [Вебер 2016, 261]. Исходя из этого, можно уверенно утверждать, что именно в праве целерациональность как доминирующая установка социального действия обретает высшую форму <em>«логически формальной рациональности». </em>

4	Пожалуй, наиболее полное выражение идея о формализации метода построения системы права и толкования законов с использованием правил дедуктивной логики нашла в концепции австрийского правоведа Ганса Кельзена [Kelsen 1992]. Разработанное им «чистое учение о праве» требовало достижения герменевтической замкнутости системы законов, что, по замыслу автора, позволяло обеспечить такую степень чистоты процедур толкования и применения права, которая должна была устранить самую возможность инородных привнесений. Решение этой задачи достигалось за счет принципа строгой логической выводимости норм из первоначальной системообразующей нормы. Однако попытки реализовать этот замысел в правовой практике потерпели ожидаемую неудачу. Достаточно быстро выяснилось, что невозможно сформулировать исходную правовую аксиому, для всех неоспоримо «ясную и отчетливую» и притом позволяющую построить систему следствий, охватывающих множество всех возможных юридических коллизий.	Пожалуй, наиболее полное выражение идея о формализации метода построения системы права и толкования законов с использованием правил дедуктивной логики нашла в концепции австрийского правоведа Ганса Кельзена [Kelsen 1992]. Разработанное им «чистое учение о праве» требовало достижения герменевтической замкнутости системы законов, что, по замыслу автора, позволяло обеспечить такую степень чистоты процедур толкования и применения права, которая должна была устранить самую возможность инородных привнесений. Решение этой задачи достигалось за счет принципа строгой логической выводимости норм из первоначальной системообразующей нормы. Однако попытки реализовать этот замысел в правовой практике потерпели ожидаемую неудачу. Достаточно быстро выяснилось, что невозможно сформулировать исходную правовую аксиому, для всех неоспоримо «ясную и отчетливую» и притом позволяющую построить систему следствий, охватывающих множество всех возможных юридических коллизий. Пожалуй, наиболее полное выражение идея о формализации метода построения системы права и толкования законов с использованием правил дедуктивной логики нашла в концепции австрийского правоведа Ганса Кельзена [Kelsen 1992]. Разработанное им «чистое учение о праве» требовало достижения герменевтической замкнутости системы законов, что, по замыслу автора, позволяло обеспечить такую степень чистоты процедур толкования и применения права, которая должна была устранить самую возможность инородных привнесений. Решение этой задачи достигалось за счет принципа строгой логической выводимости норм из первоначальной системообразующей нормы. Однако попытки реализовать этот замысел в правовой практике потерпели ожидаемую неудачу. Достаточно быстро выяснилось, что невозможно сформулировать исходную правовую аксиому, для всех неоспоримо «ясную и отчетливую» и притом позволяющую построить систему следствий, охватывающих множество всех возможных юридических коллизий.

5	Тем не менее важно подчеркнуть, что принцип формальной рациональности, на основе которого создаются и корректируются системы правовых установлений, играет весьма важную роль в обосновании и поддержании социального порядка [Тухватулина 2017]. Отсюда следует также, что в современных условиях соблюдение принципа формальной рациональности в праве укрепляет «общественный договор», возмещая характерную для демократических государств десакрализацию политической власти. Именно поэтому концепция Кельзена сохраняет ценность как для теории права, так и для социальной теории в целом.	Тем не менее важно подчеркнуть, что принцип формальной рациональности, на основе которого создаются и корректируются системы правовых установлений, играет весьма важную роль в обосновании и поддержании социального порядка [Тухватулина 2017]. Отсюда следует также, что в современных условиях соблюдение принципа формальной рациональности в праве укрепляет «общественный договор», возмещая характерную для демократических государств десакрализацию политической власти. Именно поэтому концепция Кельзена сохраняет ценность как для теории права, так и для социальной теории в целом. Тем не менее важно подчеркнуть, что принцип формальной рациональности, на основе которого создаются и корректируются системы правовых установлений, играет весьма важную роль в обосновании и поддержании социального порядка [Тухватулина 2017]. Отсюда следует также, что в современных условиях соблюдение принципа формальной рациональности в праве укрепляет «общественный договор», возмещая характерную для демократических государств десакрализацию политической власти. Именно поэтому концепция Кельзена сохраняет ценность как для теории права, так и для социальной теории в целом.

6	Вместе с тем напомним, что веберовский «бюрократ» – олицетворение именно формальной рациональности – выполняя должностные предписания, не оценивает их с точки зрения разумности и эффективности. Точно так же и кельзеновский правовед, толкуя нормы, не должен задаваться вопросами о моральной, экономической или какой-либо иной целесообразности их применения – его занимает чисто юридическая сторона дела. Эти соображения отчетливо демонстрируют, что как раз применительно к праву принцип формальной рациональности обнаруживает недостаточность.	Вместе с тем напомним, что веберовский «бюрократ» – олицетворение именно формальной рациональности – выполняя должностные предписания, не оценивает их с точки зрения разумности и эффективности. Точно так же и кельзеновский правовед, толкуя нормы, не должен задаваться вопросами о моральной, экономической или какой-либо иной целесообразности их применения – его занимает чисто юридическая сторона дела. Эти соображения отчетливо демонстрируют, что как раз применительно к праву принцип формальной рациональности обнаруживает недостаточность. Вместе с тем напомним, что веберовский «бюрократ» – олицетворение именно формальной рациональности – выполняя должностные предписания, не оценивает их с точки зрения разумности и эффективности. Точно так же и кельзеновский правовед, толкуя нормы, не должен задаваться вопросами о моральной, экономической или какой-либо иной целесообразности их применения – его занимает чисто юридическая сторона дела. Эти соображения отчетливо демонстрируют, что как раз применительно к праву принцип формальной рациональности обнаруживает недостаточность.

7	В силу сказанного осмысление всего комплекса юридической рациональности едва ли не в первую очередь требует анализа ее «материальной» составляющей. Здесь имеется в виду понятие материальной рациональности, предложенное все тем же М. Вебером (см.: [Вебер 2016, 393]). Американский правовед Данкан Кеннеди, комментируя эти рассуждения Вебера, заметил, что материальная рациональность при создании и особенно при применении правовых норм требует принимать во внимание наличное миропонимание и ценностные установки законодателей и судей, а тем самым и те социальные задачи, которые в их представлении должны быть решены посредством права [Kennedy 2004, 1041].	В силу сказанного осмысление всего комплекса юридической рациональности едва ли не в первую очередь требует анализа ее «материальной» составляющей. Здесь имеется в виду понятие <em>материальной рациональности</em>, предложенное все тем же М. Вебером (см.: [Вебер 2016, 393]). Американский правовед Данкан Кеннеди, комментируя эти рассуждения Вебера, заметил, что материальная рациональность при создании и особенно при применении правовых норм требует принимать во внимание наличное миропонимание и ценностные установки законодателей и судей, а тем самым и те социальные задачи, которые в их представлении должны быть решены посредством права [Kennedy 2004, 1041]. В силу сказанного осмысление всего комплекса юридической рациональности едва ли не в первую очередь требует анализа ее «материальной» составляющей. Здесь имеется в виду понятие <em>материальной рациональности</em>, предложенное все тем же М. Вебером (см.: [Вебер 2016, 393]). Американский правовед Данкан Кеннеди, комментируя эти рассуждения Вебера, заметил, что материальная рациональность при создании и особенно при применении правовых норм требует принимать во внимание наличное миропонимание и ценностные установки законодателей и судей, а тем самым и те социальные задачи, которые в их представлении должны быть решены посредством права [Kennedy 2004, 1041].

8	Разумеется, существенным преимуществом «материальной рациональности» оказывается создаваемая ею возможность учитывать эти факторы, позволять законодателям и правоведам применять ее к конкретным обстоятельствам и тем самым делать правоприменение более гибким. Но в то же время следование этому принципу создает более чем вероятную опасность использования права в узких интересах той или иной социальной группы, а то и отдельного человека, притом что, как давно замечено, в подобных ситуациях частный интерес стремятся представить как всеобщий. Примеров подобного использования правового инструментария история знает более чем достаточно.	Разумеется, существенным преимуществом «материальной рациональности» оказывается создаваемая ею возможность учитывать эти факторы, позволять законодателям и правоведам применять ее к конкретным обстоятельствам и тем самым делать правоприменение более гибким. Но в то же время следование этому принципу создает более чем вероятную опасность использования права в узких интересах той или иной социальной группы, а то и отдельного человека, притом что, как давно замечено, в подобных ситуациях частный интерес стремятся представить как всеобщий. Примеров подобного использования правового инструментария история знает более чем достаточно. Разумеется, существенным преимуществом «материальной рациональности» оказывается создаваемая ею возможность учитывать эти факторы, позволять законодателям и правоведам применять ее к конкретным обстоятельствам и тем самым делать правоприменение более гибким. Но в то же время следование этому принципу создает более чем вероятную опасность использования права в узких интересах той или иной социальной группы, а то и отдельного человека, притом что, как давно замечено, в подобных ситуациях частный интерес стремятся представить как всеобщий. Примеров подобного использования правового инструментария история знает более чем достаточно.

9	При этом следует принимать во внимание, что в большом числе подобных случаев приговоры выносились в соответствии с нормами действующего на тот момент формального права, а в «мотивировочной» их части в той или иной форме присутствовала ссылка на «интересы общества». В сфере права все это стало возможным именно в силу специфической трактовки «материальной рациональности» как требования соответствия преобладающим в обществе умонастроениям и ценностным приоритетам.	При этом следует принимать во внимание, что в большом числе подобных случаев приговоры выносились в соответствии с нормами действующего на тот момент формального права, а в «мотивировочной» их части в той или иной форме присутствовала ссылка на «интересы общества». В сфере права все это стало возможным именно в силу специфической трактовки «материальной рациональности» как требования соответствия преобладающим в обществе умонастроениям и ценностным приоритетам. При этом следует принимать во внимание, что в большом числе подобных случаев приговоры выносились в соответствии с нормами действующего на тот момент формального права, а в «мотивировочной» их части в той или иной форме присутствовала ссылка на «интересы общества». В сфере права все это стало возможным именно в силу специфической трактовки «материальной рациональности» как требования соответствия преобладающим в обществе умонастроениям и ценностным приоритетам.

10	Чтобы разобраться в существе дела, вкратце обратимся к полемике (заочной, разумеется) между Вебером и Марксом по поводу природы права, ценностных установлений и шире – содержаний общественного сознания в их конкретно-исторической определенности. Для Вебера идейная составляющая человеческой деятельности была «независимой переменной» процессов исторического изменения – дух следовал «своей природе» по собственным, имманентным ему законам, будучи свободным от внешних ему обстоятельств. Для Маркса же «общественное сознание» (включая право) было «отражением общественного бытия», а формы этого бытия – материального и независимого от сознания, также сменяли друг друга по определенным законам (см. [Кржевов 2015]).	Чтобы разобраться в существе дела, вкратце обратимся к полемике (заочной, разумеется) между Вебером и Марксом по поводу природы права, ценностных установлений и шире – содержаний общественного сознания в их конкретно-исторической определенности. Для Вебера идейная составляющая человеческой деятельности была «независимой переменной» процессов исторического изменения – дух следовал «своей природе» по собственным, имманентным ему законам, будучи свободным от внешних ему обстоятельств. Для Маркса же «общественное сознание» (включая право) было «отражением общественного бытия», а формы этого бытия – материального и независимого от сознания, также сменяли друг друга по определенным законам (см. [Кржевов 2015]). Чтобы разобраться в существе дела, вкратце обратимся к полемике (заочной, разумеется) между Вебером и Марксом по поводу природы права, ценностных установлений и шире – содержаний общественного сознания в их конкретно-исторической определенности. Для Вебера идейная составляющая человеческой деятельности была «независимой переменной» процессов исторического изменения – дух следовал «своей природе» по собственным, имманентным ему законам, будучи свободным от внешних ему обстоятельств. Для Маркса же «общественное сознание» (включая право) было «отражением общественного бытия», а формы этого бытия – материального и независимого от сознания, также сменяли друг друга по определенным законам (см. [Кржевов 2015]).

11	История знает немало примеров крупных социальных конфликтов и мощных общественных движений, вдохновлявшихся ложно понятыми интересами. Этим, по всей видимости, и объясняется сильно упрощенное понимание содержания этого понятия, сведенного только к противостоянию «антагонистических классов». Более того, с учетом реалий истекшего столетия сама идея такого якобы неодолимого противостояния выглядит сильнейшим преувеличением. Разумеется, невозможно отрицать, что классовые интересы во многом не совпадают и их конфликт, как говорится, является фактом. Но ведь классы – это функциональные группы, обособляются они вследствие разделения труда и уже только в силу этого становятся взаимно необходимыми друг для друга. Сегодня более точно, чем во времена Маркса, представляя себе необходимые условия самоподдержания социальных систем, мы гораздо большее значение придаем этой взаимозависимости.	История знает немало примеров крупных социальных конфликтов и мощных общественных движений, вдохновлявшихся ложно понятыми интересами. Этим, по всей видимости, и объясняется сильно упрощенное понимание содержания этого понятия, сведенного только к противостоянию «антагонистических классов». Более того, с учетом реалий истекшего столетия сама идея такого якобы неодолимого противостояния выглядит сильнейшим преувеличением. Разумеется, невозможно отрицать, что классовые интересы во многом не совпадают и их конфликт, как говорится, является фактом. Но ведь классы – это функциональные группы, обособляются они вследствие разделения труда и уже только в силу этого становятся взаимно необходимыми друг для друга. Сегодня более точно, чем во времена Маркса, представляя себе необходимые условия самоподдержания социальных систем, мы гораздо большее значение придаем этой взаимозависимости. История знает немало примеров крупных социальных конфликтов и мощных общественных движений, вдохновлявшихся ложно понятыми интересами. Этим, по всей видимости, и объясняется сильно упрощенное понимание содержания этого понятия, сведенного только к противостоянию «антагонистических классов». Более того, с учетом реалий истекшего столетия сама идея такого якобы неодолимого противостояния выглядит сильнейшим преувеличением. Разумеется, невозможно отрицать, что классовые интересы во многом не совпадают и их конфликт, как говорится, является фактом. Но ведь классы – это функциональные группы, обособляются они вследствие разделения труда и уже только в силу этого становятся взаимно необходимыми друг для друга. Сегодня более точно, чем во времена Маркса, представляя себе необходимые условия самоподдержания социальных систем, мы гораздо большее значение придаем этой взаимозависимости.

12	В этих обстоятельствах именно право во всех разветвлениях становится важнейшим инструментом решения задачи поддержания устойчивого социального порядка. Однако для выполнения им этого предназначения правотворчество и правоприменение должны быть соответствующим образом ориентированы, и такая ориентация является первоочередной задачей современной науки о праве. Соответственно, методология этой науки сможет отвечать этим ожиданиям, взяв на вооружение принцип «материальной рациональности» не в чисто веберовском, а, скорее, в обновленном марксистском его понимании. То есть необходимо направлять усилия законодателей, правоведов и юристов-практиков на воплощение в правовых установлениях доминирующего общественного интереса в сохранении стабильной социальной организации как непременного условия воспроизводства человечества.	В этих обстоятельствах именно право во всех разветвлениях становится важнейшим инструментом решения задачи поддержания устойчивого социального порядка. Однако для выполнения им этого предназначения правотворчество и правоприменение должны быть соответствующим образом ориентированы, и такая ориентация является первоочередной задачей современной науки о праве. Соответственно, методология этой науки сможет отвечать этим ожиданиям, взяв на вооружение принцип «материальной рациональности» не в чисто веберовском, а, скорее, в обновленном марксистском его понимании. То есть необходимо направлять усилия законодателей, правоведов и юристов-практиков на воплощение в правовых установлениях доминирующего общественного интереса в сохранении стабильной социальной организации как непременного условия воспроизводства человечества. В этих обстоятельствах именно право во всех разветвлениях становится важнейшим инструментом решения задачи поддержания устойчивого социального порядка. Однако для выполнения им этого предназначения правотворчество и правоприменение должны быть соответствующим образом ориентированы, и такая ориентация является первоочередной задачей современной науки о праве. Соответственно, методология этой науки сможет отвечать этим ожиданиям, взяв на вооружение принцип «материальной рациональности» не в чисто веберовском, а, скорее, в обновленном марксистском его понимании. То есть необходимо направлять усилия законодателей, правоведов и юристов-практиков на воплощение в правовых установлениях доминирующего общественного интереса в сохранении стабильной социальной организации как непременного условия воспроизводства человечества.

Библиография

1. Kasavin, Ilya T. (2017) СNorms in Cognition and Cognition of NormsТ, Epistemology & Philosophy of Science, 2017, 54, 4, pp. 8Ц19 (in Russian).

2. Kelsen, Hans (1992) Introduction to the Problems of Legal Theory, Clarendon Press, Oxford.

3. Kennedy, Duncan (2004) СThe Disenchantment of Logically Formal Legal Rationality, or Max WeberТs Sociology in the Genealogy of the Contemporary Mode of Western Legal ThoughtТ, Hastings Law Journal, 2004, 55, pp. 1031Ц1076.

4. Krzhevov, Vladimir S. (2015) СOn the Specific Character of the Methods of Social SciencesТ, Epistemology & Philosophy of Science, 2015, 45, 3, pp. 23Ц28 (in Russian).

5. Tukhvatulina, Liana A. (2017) СRationality in Law: Niklas LuhmannТs ApproachТ, Epistemology & Philosophy of Science, 2017, 54, 4, pp. 175Ц190 (in Russian).

6. Wacks, Raymond (2012) Understanding Jurisprudence. An Introduction to Legal Theory, Oxford University Press, Oxford.

Библиография

Комментарии

Войти через