Везде
Marx and Russia: the Difficulties of Mutual Perception
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
Marx and Russia: the Difficulties of Mutual Perception
Annotation
PII
S004287440000233-1-1
Publication type
Article
Status
Published
Authors
vladimir Mironov 
Occupation: Member corr. RAS, Dean of the Faculty of Philosophy, Head of the Department of Ontology and Theory of Knowledge, Doctor of Philosophy, Professor
Affiliation: Lomonosov Moscow State University
Address: Russian Federation, Moscow
Edition
Issue 7
Pages
119-130
Abstract

The author answers the question of the extent to which Marx's theory is applicable to the study of Russian realities and how Marx treated Russia and vice versa. The article shows that the theory of Marx and, in particular, his works in the field of dialectics, the philosophy of history, etc., are quite universal, although, like any other philosophical doctrine, they can not be applied literally. It is equally important to bear in mind that Marx's works were based on the realities of the nineteenth century. Nevertheless, a number of their provisions retain their importance at the present time, and most important of them – a critical analysis of the contradictions of the capitalist social system, which is very relevant from the point of view of the study of the conditions of modern Russia. The author shows that Marx's attitude toward Russia was contradictory, and the attitude toward Marx in Russia changed more than once. Before the revolution of 1917, Marx's works were very popular among critically thinking intelligentsia. In the USSR, Marxism was turned into an obligatory and predominantly dogmatic theoretical narrative, although there was a world-class level of work in the sphere of critical Marxism. After the dissolution of the Soviet Union, there emerged an opposite turn – the dogmatic denial of Marxism, which in recent years, however, has been replaced by a revival of interest in creative Marxism, evidenced in particular by the formation of the Post-Soviet School of Critical Marxism.

Keywords
Marx, Marxism, Russia, the USSR, intelligentsia
Received
17.08.2018
Date of publication
24.09.2018
Number of purchasers
10
Views
1118
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite   Download pdf
Additional services access
Additional services for the article
Services benefits
100 RUB / 1.0 SU
Additional services for the issue
Services benefits
800 RUB / 16.0 SU
1 История России ХХ в., да и ее новейшая история весьма тесно связана с идейным наследием Карла Маркса и его влиянием на развитие едва ли не всех общественных процессов в стране в предреволюционный, советский и постсоветский период, когда многие шаги так называемых «реформ» были нацелены прежде всего на демонтаж того, что ранее создавалось, как тогда казалось, в соответствии с учением Маркса. В этом тексте мне хотелось бы остановиться не столько на содержании самой теории марксизма (она достаточно широко известна), сколько на проблеме восприятия социальных идей и их творцов в сознании людей. Они интерпретируются в зависимости от конкретной культуры и практики реализации идей, что само по себе позволяет сделать выводы как о самой воспринимающей культуре, так и уточнить «культурный портрет» того или иного автора. Как здесь не вспомнить иронические стихи Ксенофана о восприятии богов разными народами:
2 Чёрными пишут богов и курносыми все эфиопы,
3 Голубоокими их же и русыми пишут фракийцы.
4 Это своеобразный экзистенциально-культурологический подход, который может высокомерно отбрасываться, но тем не менее он позволяет понять сам фактор популярности того или иного философа в конкретной культуре, которая адаптирует этот образ «под себя».
5 Для образа К. Маркса это справедливо в наибольшей степени в силу охвата идеями марксизма, по сути, всего мира. Поэтому и марксизм часто приобретает специфические черты его понимания и реализации: от взвешенного европейского, до экзальтированного китайского, русского или южноамериканского.
6 В России «степень колебания» отношения к Марксу как личности едва ли не предельно высока и в ряде случаев даже гипертрофирована: от абсолютного признания до полного отрицания, когда герой переворачивается и выступает как злобный трикстер. Это отражает сложность диалога между разными культурами. Как отмечал Ю.М. Лотман, в диалоге культур то, что совпадает, тождественно, а значит, менее интересно для познающего, а более важным является наличие смысловой зоны непонимания, которое само по себе выступает стимулом понимания как проникновения в культуру Другого. «…Непонимание делает понимание мучительным и вместе с тем имеющим смысл и высокую ценность» [Лотман 2005, 74].
7 Для российского контекста это замечание особенно значимо. Мы вот уже почти 150 лет мы повторяем как заклинание вслед за Ф.И. Тютчевым:
8 Умом Россию не понять,
9 Аршином общим не измерить:
10 У ней особенная стать –
11 В Россию можно только верить1.
12 Это часто раздражает представителей иной культуры, и один мой коллега из Германии, кстати, очень хорошо относившейся к России, много лет в ней проработавший и даже, так уж сложилась судьба, умерший здесь, говорил по этому поводу: «Ну а какой же тогда частью тела нужно понимать русских?..» Удивительно, но мы часто даже гордимся тем, что нас не понимают, ибо нам кажется, что это придаёт нам своеобразную исключительность. А такая исключительность порождает желание не столько объяснять, сколько требовать, чтобы тебя понимали и признавали. И тогда фраза «В Россию можно только верить», преобразуется в усиление: «В Россию нужно только верить»2.
13

Всё это отражает глубоко идеократический характер российского общества, в котором рациональное восприятие отступает на второй план, а на первый выходит вера. Поэтому не удивительно, что именно глубоко атеистический марксизм в России для большинства выступил как некая новая религия. Соответственно, и «реализация идей» Маркса в нашей стране приняла характер весьма своеобразной интерпретации марксизма, и «созданный в СССР строй соответствовал Марксовой модели социализма не более, чем общество древней Месопотамии. В действительности под флагом социализма в стране реализовался вариант описанного Марксом “азиатского способа производства”» [Момджян 2013, 22]. Многие фундаментальные положения Маркса, которые якобы использовали их адепты, на практике реализовывались с точностью до наоборот: общественное бытие, которое, по Марксу, должно было определять общественное сознание, оказвалось реализацией самих идей и построения общества по некой идеологической схеме, в которой «Марксовы базис и надстройка в некотором смысле меняются местами – не власть является функцией собственности, а наоборот, собственность является функцией власти. Следствием такого устройства является гипертрофированная государственность, тождественная отсутствию гражданского общества» [Момджян 2015, 145–146].
14

Такой тип общества называют политарным. Его особенность заключается в том, что государственные структуры подминают под себя гражданское общество, что придаёт государственному аппарату гипертрофированную сущность, на вершине которой должен присутствовать вождь как абсолютное олицетворение силы власти. Именно отсюда идет традиция распределительных возможностей власти, пронизывающая российское общество на протяжении всей ее истории. Государственный аппарат «…при всей своей конечной неэффективности мог делать много такого, что не снилось самым восторженным почитателям этатизма на Западе – контролировать наличие или отсутствие бород на лицах поданных, регламент их половой жизни, длину и ширину брюк и т.п. и т.п.» [Момджян 1997, 27]. Эти факторы делали Россию страной непонятной для представителей других культур. Её воспринимали либо через литературные образы, либо по образцам поведения «наших людей», как сегодня на пляжах Майорки. Такой образ, основанный на непонимании, неизбежно сопровождался боязнью перед непредсказуемостью действий как отдельных русских, так и российского государства в целом.
15

В силу указанной идеократичности и политарности социальная теория марксизма приобрела в нашей стране фетишизированный характер, став во многом предметом веры и поклонения. К ней относились не как к концептуальной модели, созданной разумом человека, а как к некой ниспосланной свыше системе рецептов переустройства социального порядка. Это деформирует реальное восприятие практического поведения людей, будь то область политики или экономики, которые воспринимаются через их идеологическую интерпретацию. Такая трансформация небезобидна: идеократическое мышление – удобный механизм манипуляции массовым сознанием. В советский период очень часто те или иные цитаты из Маркса использовались людьми, которые не были хоть сколько-нибудь глубоко знакомы с работами Маркса, не говоря уже о мировом марксистском научном наследии.
16

***
17 Следует подчеркнуть, что не только отношение к Марксу в России было противоречивым. Противоречивым было и отношение Маркса к Российской Империи. С одной стороны, у Маркса есть немало критических положений в адрес России, но они были продуктом не русофобии Маркса, а его социально-классового подхода, следование которому позволяло сделать имеющий немалые основания вывод о реакционности абсолютистского монархического строя Российской Империи середины XIX в. Из этого им иной раз и делались выводы и относительно России и русской аристократии, которые помогали реализовать идеи контрреволюции в Европе.
18 Соответственно, и отношение к представителям России было весьма различным и не всегда справедливым. В одном из писем к Кугельману Маркс пишет: «Такова ирония судьбы: русские, с которыми я в течение 25 лет беспрерывно боролся в своих выступлениях не только на немецком, но и на французском, и на английском языках, всегда были моими “благодетелями”. В 1843–1844 гг. в Париже тамошние русские аристократы носили меня на руках. Моё сочинение против Прудона (1847), а также то, что издал Дункер (1859), нигде не нашли такого большого сбыта, как в России. И первой иностранной нацией, которая переводит “Капитал”, оказывается русская. Но все это не следует переоценивать. Русские аристократы в юношеские годы воспитываются в немецких университетах и в Париже. Они гонятся всегда за самым крайним, что даёт Запад. Это чистейшее гурманство, такое же, каким занималась часть французской аристократии в XVIII столетии. Это не мешает тем же русским, с поступлением на государственную службу делаться негодяями» [Маркс 1964а, 472].
19

С другой стороны, Маркс был секретарём русской секции Интернационала, изучал русский язык, цитировал Пушкина, среди людей, с которыми Маркс вел диалог, много очень разных представителей российской интеллигенции. В последние годы жизни Маркс специально и очень вдумчиво работал над проблемой возможности движения к социализму не самых передовых в экономическом отношении стран и, в частности, России. Эти размышления и сомнения Маркса по вопросу о прогрессивном потенциале русской общины отражены в его набросках письма к Засулич [Маркс 1961, 250–251]. Подчеркну, что Маркс так и не дал однозначного ответа на этот вопрос, считая его предметом для серьезного изучения.
20

Почему и каких русских Маркс недолюбливал, а каких уважал?
21 Ответ на этот вопрос непрост. В список лиц, к которым Маркс был не безразличен, попадают крупные и известные, в том числе и в Европе, фигуры.
22 Например с М.А. Бакуниным К. Маркс был знаком с 1844 г. Вот как вспоминает об этом Бакунин: «Мы сошлись довольно близко. Однако полной близости между нами не было никогда. Наши темпераменты не подходили друг к другу. Он называл меня сентиментальным идеалистом – и был прав; я называл его вероломным, коварным и тщеславным человеком – и тоже был прав» [Муриков 2014, 67–68].
23 Бакунин в 1869 г. (вскоре после выхода стихотворения Тютчева) издаёт в России «Манифест Коммунистической партии». Он же и был его первым переводчиком. Но в конечном счёте отношения Маркса и Бакунина стали сугубо недружелюбными. Особенно резко Маркс высказывался о негативной роли Бакунина по отношению к Первому Интернационалу, над созданием которого долгое время работал Маркс.
24

Не менее значимыми были отношения Маркса и Герцена, которого Маркс так же оценивал во многих случаях весьма негативно и критично, называя «социалистом на словах». Надо отдать должное: Герцен тоже не оставался в долгу, называя последователей Маркса «марксидами» [Герцен 1931, 399], словом, в котором можно усмотреть и аллюзию на слово «гниды». Впрочем, говоря обо всех этих жестких, а подчас и жестоких взаимных критических выпадах, надо помнить, что сто пятьдесят лет назад даже между близкими товарищами нелицеприятные выражения были в порядке вещей.
25 Интересно то, что Бакунин и Герцен находились, по сути, в одной смысловой плоскости с Марксом. Их идеи во многом представляли зеркальные отображения его собственных идей, хотя, с точки зрения Маркса, эти зеркала, наверное, выглядели в немалой степени кривыми. Не будем забывать, что Бакунин стал одним из основоположников радикального анархизма, который имел немало формально общих черт с радикальным марксизмом, а Герцен стал одним из предтеч либерального марксизма, изрядно при этом перемешенного со славянофильством.
26 Нельзя не отметить, что при весьма критическом, если не сказать жестче, отношении к Бакунину и Герцену, российским революционным демократам (упомянем имена Лаврова, Чернышевского, Добролюбова, Засулич) Маркс симпатизировал. По-видимому, на первый план выступали классовые предпочтения. Наибольшей симпатии здесь удостоился Лопатин. Маркс пишет: «Он – единственный “солидный” русский из всех, кого я до сих пор встречал, а национальные предрассудки я скоро из него выбью» [Маркс 1964б, 24].
27 Эти противоречия Маркса по отношению к русским интересно объяснял Энгельс: «Что касается русских вообще, то существует огромная разница между ранее приехавшими в Европу русскими дворянами аристократами, к которым принадлежат Герцен и Бакунин и которые все шарлатаны, и теми, кто приезжает теперь, – выходцами из народа. Среди последних есть люди, которые по своим дарованиям и характеру безусловно принадлежат к лучшим людям нашей партии; парни, у которых выдержка, твёрдость характера и в то же время теоретическое понимание прямо поразительны» [Энгельс 1964а, 411].
28 Энгельс, постоянно критиковавший царскую Россию за её реакционность, в то же время отмечает в письме к Засулич, обращаясь к ней по-революционному: «Дорогая гражданка! То, что Вы мне сообщаете о растущем интересе в России к изучению книг по теории социализма, доставило мне большое удовольствие. Теоретическая и критическая мысль, почти совершенно исчезнувшая из наших немецких школ, по-видимому, в самом деле нашла себе убежище в России» [Энгельс 1964б, 104].
29

Россия также никогда не была безразлична к Марксу.

30 Власти императорской России начиная с 1844 г. внесли Маркса в число лиц, которых предписывалось немедленно арестовать в случае приезда в Россию. Начиная с этого же времени власть постоянно предписывала всячески бороться с коммунистическими идеями, а после создания Российской социал-демократической рабочей партии не только большевики, но и меньшевики стали заклятыми врагами режима.
31 В то же время некоторые теоретические работы Маркса и, в первую очередь, «Капитал» были пропущены цензурой и издавались легально. В России уже в 1872 г. издается перевод «Капитала». Причём объявления о выходе перевода помещаются в правительственных газетах. Это было отражением либерального правления Александра II. Власть была уверена, что марксистские идеи не будут восприняты в России. Известна история, когда один из цензоров, «запустивший» книгу в печать, поставил на тексте «Капитала» резолюцию: «Её немногие прочтут в России, и ещё меньше поймут её» [Литературное наследство 1969, 49]. Надо сказать, он весьма ошибся, ибо книга становится настольной, своеобразной важнейшей частью интеллектуального багажа не только русских революционеров того периода. «Капитал» стал своего рода «библией» экономистов и социологов советского периода. Более того, после мирового экономического кризиса 2008–2009 гг. он вновь стал одним из самых издаваемых экономических произведений и служит основой для широкого спектра современных дискуссий (cм. [Ананьин 2007; Межуев 2007; Воейков 2011; Кагарлицкий 2011; Славин 2014; Пороховский 2016] и др.). С работами Маркса знакомили даже членов царской семьи. Была и ещё одна возможная причина для разрешения публикации. В марксизме могли видеть альтернативу движению народовольцев, казавшемуся в момент выхода «Капитала» главной угрозой для самодержавия.
32 Российская интеллигенция (во всяком случае, ее критически мыслящая часть) с огромным вниманием восприняла работы Маркса. Их хорошо знали в России. Правда, нравилась теория сама по себе, но смущали возможности ее реализации. Одоевский говорил о ее нереализуемости «в ближайшие 300 лет». Когда Чернышевскому прислали русский перевод первого тома «Капитала», тот «как признавал позднее, не стал читать его, а “пересмотрел” и, “отрывая листик за листиком, делал из них кораблики и пускал по Вилюю”» [Пустарнаков 1999, 314].
33 Таким образом, нравилось это самому Марксу или нет, но идеи Маркса не столько понимали, сколько действительно любили в России. Это характерная черта русского сознания. В философии мы уже до Маркса точно так же влюблялись в Гегеля, сегодня многие влюблены в постмодернизм или аналитическую философию. Это состояние «влюбленности» в ту или иную философскую концепцию, характерное в целом для российской интеллигенции, приводит к тому, что объект любви идеализируется и не подвергается критическому анализу, недостатки игнорируются и т.п. Это в значительной мере следует отнести и к марксизму. Более того, в советский период весьма упрощенная и своеобразно интерпретированная версия марксизма была превращена в незыблемый канон и стала не только навязываемым сверху атрибутом любого обществоведческого исследования или учебника, но и основой официальной идеологии.
34 Между тем, как хорошо известно, любая идеология, возведённая в ранг всеобщей, нуждается в собственных символах и ритуалах, выступая, по сути, как мифология, сопряжённая с художественной окраской тех символов, которые она конструирует. Для большинства людей она требует не знания, а веры в неё. Маркс же был превращен в один из главных символов указанной идеологии, которая детализировалась в зависимости от времени и среза общественного сознания.
35

Один из таких мифов – героический. Он был характерен для массового общественного сознания недавнего советского прошлого и сохраняется отчасти и сейчас. Здесь образ Маркса с развевающейся бородой носит демонический характер. Перед нами почти библейский Моисей. В советской стране Маркс действительно становится национальным героем. Его именем называют станции метро, улицы и наиболее крупные площади.
36

Второй миф «концептуальный», который предназначался, прежде всего, для интеллигенции, в той или иной степени знакомой с трудами Маркса. В основе его долгое время лежал тезис о существовании «двух» Марксов. С одной стороны, Маркс официальный, выборка из идей которого широко пропагандируется. А с другой, непрочитанный или неизвестный Маркс. Это его работы раннего периода, наполненные гуманистическими и экзистенциалистскими мотивами, которые называются «незрелыми». Знание этого Маркса было неким знаком внутренней интеллектуальной свободы, поэтому такого – гуманистически прочитанного – Маркса любили в среде гуманитарной интеллигенции.
37 Вообще, следует иметь в виду, что в советской системе до начала 1980-х гг. марксизм рассматривался как универсальная и всё объясняющая теория. Однако в кругу профессионалов велись серьёзные дебаты по проблемам марксизма, широкий круг работ обществоведов, формально называвших себя марксистами, в действительности был далек и от методологии, и от теории Маркса. Но господствующим оставался некий канонизированный официальный марксизм. Именно поэтому марксизм стал общей идеологической базой эпохи начала реформ.
38

Следует, однако, подчеркнуть, что в период хрущевской «оттепели», а особенно в годы горбачевской «перестройки», т.е. в 1960-е и во второй половине 1980-х годов в СССР активно развивается творческий марксизм, давший высокие, мирового уровня достижения в решении вопросов методологии, онтологии, гносеологии, в продвижении по пути исследования человека и общества (см. [Вазюлин 1968; Ильенков 1960] и др.). Более того, в это время сначала в среде научной интеллигенции, а позднее (в конце 1980-х) и в широких массах марксизм все чаще подается как методология и теория движения по пути к гуманистическому демократическому социалистическому обществу, в котором постепенно преодолеваются отношения отчуждения. Образ самого Маркса становится более выпуклым, живым, наполненным противоречиями и исканиями.
39

***
40 Когда стало ясно, что строительство общества с «человеческим лицом» затягивается, а жизнь людей все более ухудшается, нужно было найти авторитетный персонаж, которого можно обвинять во всех грехах и неудачах. Удобнее, чем Маркс, фигуры для этого просто не существовало, и вчерашний Прометей становится идеологическим Франкенштейном. В этих условиях простейшее решение – объявить марксизм идеологическим козлом отпущения – показалось официальным структурам и самым эффективным. Остракизм был распространен в том числе и на теорию марксизма. Период влюблённости завершается. От любви переходят к ненависти. Период 1990-х гг. характеризуется тотальным отрицанием марксизма. Изменяется содержание учебных курсов в университетах и даже школах, закрываются кафедры, переквалифицируются преподаватели. Один из самых поразительных феноменов начала 1990-х гг. стало едва ли не мгновенное (произошедшее буквально за несколько лет, а иногда и месяцев) превращение адептов марксистской философии, политической экономии и т.п. в ученых и преподавателей, развивающих идеи весьма далекие от марксизма, а в ряде случаев и активно отрицающие марксизм. Более того, едва ли не повсеместным становится тезис об ответственности Маркса и марксизма за все провалы российской экономики и проблемы общественной жизни.
41

Сегодня мы переживаем очередной виток «возвращения к Марксу». Оказалось, что Маркс прав в характеристике именно того капитализма, который возник в России. Российский капитализм породил колоссальное имущественное неравенство. Уровень социального неравенства, причем не только в доходах, но и в возможностях личностного развития, в постсоветской России оказался столь значительным, что в стране вновь стали востребованы идеи социальной справедливости. В немалой степени основой для возрождения интереса к марксизму стали провалы неолиберальной экономической политики. «Радикальный демократизм» европейского типа в России пробуксовывает. Люди устали от социальных экспериментов по моделям «чикагских мальчиков». Так реальные противоречия общественно-экономической жизни начали создавать предпосылки для возрождения творчески переосмысливаемого марксизма.
42

***
43 Размышляя о судьбах марксизма в России, важно помнить, что в самой трактовке теории марксизма можно зафиксировать различающиеся векторы (что, впрочем, не является спецификой нашей страны). Мне уже доводилось писать об этом, поэтому ниже я приведу фрагмент из одной из ранее опубликованных работ. На наш взгляд мы можем выделить следующие.
44 «Агрессивный» марксизм-ленинизм, сочетающий в себе черты догматизма и базирующийся скорее на вере, чем на знании.
45 Марксизм-ленинизм, базирующийся на идее возможности построения варианта социалистического общества, которое должно быть свободно от пороков бывшего СССР. Это дальнейшее развитие идеи так называемого социализма с «человеческим лицом».
46 Классический марксизм, основанный на объективной оценке наследия Маркса и вписывающий его в общую социологическую и философскую традицию.
47 Неомарксистские течения, для которых Маркс – объект достаточно критической свободной интерпретации.
48 Агрессивный антимарксизм, для которого Маркс выступает, прежде всего, мишенью критики, причем критики не теоретической: на него навешиваются все обвинения за то, что произошло в нашей стране. Как это ни парадоксально, это все тот же вариант тоталитарной идеологии, но с обратным знаком. См. [Миронов, Момджян 2015 web; Миронов (ред.) 2005].
49

В качестве комментария к этому перечню хотелось бы добавить, что в последние два десятилетия в России сложилось и активно развивается направление, которое называет себя постсоветской школой критического марксизма. Его представителями являются известные ученые – философы, политэкономы, социологи и т.п. Их работы переведены на многие языки мира, в России они издают ряд журналов3, опубликовали более ста монографий (cм., напр. [Марксизм: альтернативы 2009; Социализм-XXI 2009; Дорога к свободе 2013; Либерализм и социализм 2013; Булавка 2007; Бузгалин, Колганов 2018]. Подробная характеристика деятельности постсоветской школы критического марксизма представлена в статьях [Бузгалин, Колганов 2005а; Бузгалин, Колганов 2005б]). Недавно на философском факультете МГУ был создан Центр современных марксистских исследований4, ставший инициатором проведения ряда крупных международных форумов (см., напр. [Зотова, Барашкова 2017]). Эта школа является одним из, к сожалению, немногочисленных российских примеров творческого развития марксизма применительно к реалиям современной эпохи.
50

***
51

Если рассматривать марксизм как основу идеологии, необходимо помнить, что в такой системе не работают категории истины или неистины (М. Вебер). Если говорить о марксизме или, точнее, о марксизме-ленинизме как идеологии, то она, безусловно, ограничена ценностными пристрастиями, многие из которых сегодня вряд ли реализуемы. Стратегия движения к обществу, где будут господствовать неотчужденные общественные отношения, экономическое равенство, дополняемое соревнованием в сфере творчества, диалог, – такая стратегия пока ещё менее эффективна, чем механизмы рыночного неравенства.
52

При этом, анализируя теорию Маркса, нельзя подменять это исследование априорной критикой в адрес сконструированной не самим Марксом модели идеологии. Сам Маркс понятие научной идеологии, как известно, отрицал. Данная её характеристика принадлежит Ленину, который пытался обосновать тем самым истинность ценностных установок коммунистической идеологии. Идеология связана с практическим использованием концепции, а поэтому модифицируется под соответствующие условия. Расхождения с классической моделью по некоторым пунктам были так сильны, что понадобились различного рода добавления в виде марксизма-ленинизма, китайского варианта, кубинского варианта, о которых Маркс, конечно же, не писал.
53

В отличие от более поздних идеологических наслоений концепция Маркса как научная теория – одна из наиболее глубоких рефлексий, касающаяся не только общества, но и человека, культуры в целом. Другое дело, что она, как и всякая философская концепция, была продуктом эпохи, т.е. зафиксировала в себе рефлексию самосознания на определённой стадии развития культуры. Как и любая теория, она работает в рамках определённых гносеологических и социокультурных предпосылок. Она имеет огромное число истинных выводов, объясняет целый ряд даже современных проблем общества. Но она, безусловно, может и должна подвергаться критике и развитию. Это тем более уместно, что такой – диалектический – подход к любой теории составляет ядро самой марксистской методологии.
54 Здесь можно сослаться на К. Поппера, которого трудно назвать поклонником марксизма. Он разделяет теорию самого Маркса, которая выстраивается по критериям научности, в частности, давая вполне проверяемые предсказания. Часть этой теории «была фальсифицирована». Развивая свою мысль К. Поппер писал: «Однако вместо того, чтобы признать это опровержение, последователи Маркса переинтерпретировали и теорию, и свидетельство с тем, чтобы привести их в соответствие. Таким путем они спасли свою теорию от опровержения, однако это было достигнуто ценой использования средств, сделавших ее неопровержимой. Таким образом, они придали своей теории “конвенционалистский характер” и благодаря этой уловке разрушили ее широко разрекламированные претензии на научный статус» [Поппер 1983, 246]. На наш взгляд, эти слова Поппера могут быть адресованы только тем марксистам, кого мы выше в своей классификации назвали представителями агрессивного марксизма-ленинизма. Иначе говоря, теория марксизма научна, тогда как марксизм-ленинизм есть одна из попыток «спасения» теории и конструирование выводов, которые из самой теории не вытекают (подробнее см. [Бузгалин 2015]).
55 Завершая наши краткие размышления, подчеркнем: и сегодня можно выделить ряд идей концепции Маркса, которые могут служить для построения развитых социальных концепций. Прежде всего, это целый комплекс философско-антропологических идей, связанных с пониманием человека как существа, преобразующего мир. Маркс постепенно отказывался от жесткого принципа определения духовного из материального. Он дает свой ответ на вопрос о соотношение сознания и бытия. Для социальной философии эта проблема формулируется как роль сознания в деятельности людей, т.е. влияние сознания на ход и исход человеческих действий. Тем самым он говорит об идеях, которые могут влиять на общество, в том числе его материальную сторону. Таким образом, мир вещей, действительно, может трактоваться как мир опредмеченных идей.
56

Маркс подошел к пониманию необходимости будущего интегрированного человечества. Причем это не постулировалось как некая очередная ценность, а выводилось из хода развития самого общества и его необходимости выступать как единое человечество ради собственного самосохранения. Это развиваемая им концепция о всеобщем производстве как особом типе адаптации через коллективное отношение к миру. Общество – это особая система и потому необходим интегративный его анализ, предполагающий установление координационных и субординационных связей между частями, образующими систему.
57

Соответственно, исходя из Маркса, можно говорить о трех типах деятельности. Это материальное производство – сфера, создающая для нас вещи, организационная форма деятельности – это форма, создающая необходимые для нас связи. Социальная деятельность – это сфера, которая непосредственно создает человеческую жизнь, и, наконец, духовная деятельность – это деятельность, создающая необходимую нам опредмеченную информацию, так называемые символические объекты, с помощью которых люди не меняют мир, а изменяют свое представление о мире. Это решает фундаментальные проблемы структурной теоретической социологии. Ну и, наконец, не забудем о том, что Маркс делал выводы о ценности человеческой личности, интересы которой могут стоять выше интересов классовых (подробнее см. [Момджян 2011]).
58

Упомянутые аспекты далеко не все из теоретического багажа Маркса, что заслуживает самого пристального критического внимания и развития сегодня. Не будем забывать и о том, что марксизм после Маркса – это сотни и тысячи глубоких научных работ, во многих случаях очень значительно продвинувших теорию своего учителя и предшественника, развивших ее применительно к реалиям ХХ и нынешнего веков. Но равно мы не можем забывать и о том, что именем Маркса сегодня, как и вчера, пользуются многие из тех, чьи деяния и идеи заставляют Маркса повторять свое знаменитое изречение: если это марксизм, то я не марксист.
59

Вот почему этот текст хотелось бы закончить обращением к научной общественности: наша задача – не преклоняться перед Марксом и не предавать его анафеме, а тонко и последовательно отделять зерна от плевел, творчески (а значит, критически) используя наследие и самого Маркса, и его последователей, органично включать эти концепции в ткань нашей науки и образования, ведя диалог с этим направлением с позиций самых разных научных парадигм, мы можем достойно ответить на вызовы и современности, и истории.
60

Примечания
61

1Ф.И. Тютчев мог себе позволить такое утверждение, ибо по роду своей деятельности за рубежом фактически выполнял функции создания положительного образа России в европейском сознании, который базировался на понимании её особой миссии. И, будучи чрезвычайно образованным человеком, он боролся с часто заведомо предвзятым отношением к России и русскому народу. «Вот это-то упорное пособничество верховной власти чужеземцам и содействовало более всего воспитанию в русской натуре, самой добродушной из всех, недоброго чувства по отношению к немцам, тогда как немцы, от мала до велика, наши и не наши, у которых нет, собственно, никакой причины не любить Россию, питают к нам исключительно физиологическую и потому именно неискоренимую и непреодолимую антипатию, расовую антипатию. И это наиболее яркая черта их национальности» [Тютчев 2004, 101].
62

2Ироничное обращение Путина при встрече с Саркози в 2007 году // https://www.rbc.ru/politics/09/10/2007/5703c9529a79470eaf7674b9
63

3Старейшим журналом на постсоветском пространстве, издаваемым более четверти века и представляющим Постсоветскую школу критического марксизма, является журнал «Альтернативы» (электронные версии статей доступны на сайте журнала www.alternativy.ru ). С 2015 г. в бумажном формате стал выходить также журнал «Вопросы политической экономии», в котором публикуются преимущественно ученые-экономисты, близкие к этому направлению (электронные версии статей доступны на сайте журнала www.interpolitec.su).
64 4Официальный сайт Научно-образовательного центра современных марксистских исследований философского факультета МГУ им. М.В. Ломоносова: http://marxiststudies.ru

References

1. Vazyulin 1968 – Vazyulin V.A. Logika «Kapitala». M.: Izdatel'stvo Moskovskogo universiteta, 1968.

2. Gertsen 1931 – Gertsen A.I. Byloe i Dumy. V tryokh tomakh. Tom vtoroj. M.; L.: Gosudarstvennoe izdatel'stvo khudozhestvennoj literatury, 1931.

3. Il'enkov 1960 – Il'enkov Eh.V. Dialektika abstraktnogo i konkretnogo v «Kapitale» Marksa. M., 1960.

4. Literaturnoe nasledstvo 1969 – Literaturnoe nasledstvo K. Marksa i F. Ehngel'sa: Isto-riya publikatsii i izucheniya v SSSR. M.: IPL, 1969.

5. Marks 1961 – Marks K. Pis'mo V.I. Zasulich // Marks K., Ehngel's F. Sochineniya. 2-e izd. T. 19. M.: Politizdat, 1961.

6. Marks 1964a – Marks K. Pis'mo Lyudvigu Kugel'manu, 12 oktyabrya 1868 g. // Marks K., Ehngel's F. Soch. Izdanie vtoroe. T. 32. M.: Politizdat, 1964.

7. Marks 1964b – Marks K. Pis'mo F. Ehngel'su, 3 avgusta 1870 g. // Marks K., Ehngel's F. Soch. Izdanie vtoroe. T. 33. M.: Politizdat, 1964.

8. Popper 1983 – Popper K. Logika i rost nauchnogo znaniya. Izbrannye raboty. M.: Progress, 1983.

9. Ehngel's 1964a – Ehngel's F. Pis'mo I.F. Bekkeru, 14 iyunya 1872 g. // Marks K., Ehngel's F. Soch. Izdanie vtoroe. T. 33. M.: Politizdat, 1964.

10. Ehngel's 1964b – Ehngel's F. Pis'mo Vere Ivanovne Zasulich, 6 marta 1884 g. // Marks K., Ehngel's F. Soch. Izdanie vtoroe. T. 36. M.: Politizdat, 1964.

11. Anan'in 2007 – Anan'in O.I. Karl Marks i ego «Kapital»: iz devyatnadtsatogo v dvadtsat' pervyj vek // Voprosy ehkonomiki. 2007. № 9. S. 72–86.

12. Buzgalin 2015 – Buzgalin A.V. Anti-Popper. Sotsial'noe osvobozhdenie i ego druz'ya. M.: Librokom, 2015.

13. Buzgalin, Kolganov 2005a – Buzgalin A.V., Kolganov A.I. Politicheskaya ehkonomiya postsovetskogo marksizma (tezisy k formirovaniyu nauchnoj shkoly) // Voprosy ehkonomiki. 2005. № 9. S. 36–55.

14. Buzgalin, Kolganov 2005b – Buzgalin A.V., Kolganov A.I. Sotsial'naya filosofiya postsovetskogo marksizma v Rossii: otvety na vyzovy XXI veka // Voprosy filosofii. 2005. № 9. S. 3–25.

15. Buzgalin, Kolganov 2018 – Buzgalin A.V., Kolganov A.I. Global'nyj kapital. V 2 t. T. 1. Metodologiya: Po tu storonu pozitivizma, postmodernizma i ehkonomicheskogo imperializma (Marks re-loaded). T. 2. Teoriya. Global'naya gegemoniya kapitala i ee predely («Kapital» re-loaded). Izd. 4-e. M.: Lenand, 2018.

16. Bulavka 2007 – Bulavka L.A. Sotsialisticheskij realizm: prevratnosti metoda. Filosofskij diskurs. M.: Kul'turnaya revolyutsiya, 2007.

17. Voejkov 2011 – Voejkov M.I. Za kriticheskij marksizm: polemika s uchenymi. M., 2011.

18. Doroga k svobode 2013 – Doroga k svobode: kriticheskij marksizm o teorii i praktike sotsial'nogo osvobozhdeniya / Pod red. B.F. Slavina. M.: URSS, 2013.

19. Zotova, Barashkova 2017 – Zotova E.S., Barashkova O.V. «Kapital»-XXI: filosofiya, metodologiya, teoriya (obzor Mezhdunarodnoj nauchnoj konferentsii, posvyaschennoj 150-letiyu vykhod 1-go toma «Kapitala» K. Marksa) // Voprosy politicheskoj ehkonomii. 2017. № 3. S. 169–185.

20. Kagarlitskij 2011 – Kagarlitskij B.Yu. Marksizm. Vvedenie v sotsial'nuyu i politicheskuyu teoriyu. M.: Librokom, 2011.

21. Liberalizm i sotsializm 2013 – Liberalizm i sotsializm: Zapad i Rossiya. K 200-letiyu so dnya rozhdeniya A.I. Gertsena / Pod red. M.I. Voejkova. M.: URSS, 2013.

22. Lotman 2005 – Lotman Yu.M. Razgovor o prostranstve // Lotman Yu.M. Vospitanie dushi. SPb.: Iskusstvo-SPb, 2005.

23. Marksizm: al'ternativy 2009 – Marksizm: al'ternativy XXI veka (Debaty postsovetskoj shkoly kriticheskogo marksizma). M.: Lenand, 2009.

24. Mezhuev 2007 – Mezhuev V.M. Marks protiv marksizma. M., 2007.

25. Mironov, Momdzhyan 2015 web – Mironov V.V., Momdzhyan K.Kh. Proschanie s Marksom? / Stenogramma lektsii, prochitannoj na seminare Filosofskogo kluba 15 yanvarya 2015 g. // http://old.winzavod.ru/upload/iblock/512/5129e8f36d1b41bd9d5b76418f8c4708.doc.

26. Mironov (red.) 2005 – Filosofiya. Uchebnik dlya vuzov / Pod obsch. red. V.V. Mironova. M.: Norma, 2005.

27. Momdzhyan 1997 – Momdzhyan K.Kh. Vvedenie v sotsial'nuyu filosofiyu. M.: Universitet, 1997.

28. Momdzhyan 2011 – Momdzhyan K.Kh. Antropologicheskij aspekt rossijskoj samobytnosti // Lichnost'. Kul'tura. Obschestvo. 2011. Tom XIII. Vyp.3. S. 171–180.

29. Momdzhyan 2013 – Momdzhyan K.Kh. Sotsial'naya filosofiya. Deyatel'nostnyj podkhod k analizu cheloveka, obschestva, istorii. Chast' 1. M.: Izdatel'stvo Moskovskogo universiteta, 2013.

30. Momdzhyan 2015 – Momdzhyan K.Kh. Antropologicheskij aspekt rossijskoj samobytnosti // Ehtnos, natsiya, tsennosti: Sotsial'no-filosofskie issledovaniya. M.: Kanon+, 2015.

31. Murikov 2014 – Murikov G. Paradoksy Bakunina (K 200-letiyu M.A. Bakunina) // Avrora. 2014. № 6. S. 58–70.

32. Porokhovskij 2016 – Porokhovskij A.A. Politicheskaya ehkonomiya v XXI veke: sistemnyj podkhod v reshenii problem sovremennoj ehkonomiki // Voprosy politicheskoj ehkonomii. 2016. № 4. S. 8–22.

33. Pustarnakov 1999 – Pustarnakov V.F. Paradoksy v istorii marksizma v Rossii // Karl Marks i sovremennaya filosofiya. Sbornik materialov nauchnoj konferentsii k 180-letiyu so dnya rozhdeniya K. Marksa. M.: IF RAN, 1999. S. 311–328.

34. Slavin 2014 – Slavin B.F. Marksizm: ispytanie buduschim. O diskussionnykh voprosakh teorii i istorii marksizma. M.: Lenand, 2014.

35. Sotsializm-XXI 2009 – Sotsializm-XXI. 14 tekstov postsovetskoj shkoly kriticheskogo marksizma / Pod red. A.V. Buzgalina, V.V. Mironova. M.: Kul'turnaya revolyutsiya, 2009.

36. Tyutchev 2004 – Tyutchev F.I. Pis'mo A.M. Gorchakovu. 10 aprelya 1865 g. Peterburg // F.I. Tyutchev. Polnoe sobranie sochinenij i pis'ma v shesti tomakh. T. 6. Pis'ma 1860–1873. M.: Klassika, 2004.

Comments

No posts found

Write a review
Translate