Этот международный коллоквиум состоялся в октябре 2018 г. в Москве, в НИУ «Высшая школа экономики» (ВШЭ).

Александр Кожев (Кожевников) (1902–1968) – французский философ русского происхождения, один из выдающихся представителей французского философского пантеона. Русская культура и русская философия имели к Кожеву не одно только биографическое отношение. Спустя полвека после его смерти исследователи из России и Франции встретились в Москве, городе его рождения, чтобы понять, как русская и французская мысль вступили в диалог в самом Кожеве и какой диалог может вестись французскими и русскими философами об актуальных проблемах, поставленных Кожевом провокационно и, возможно, провидчески. В коллоквиуме приняли участие специалисты из Сорбонны (Париж), Французского университетского коллежа (Москва), Высшей школы экономики (Москва, Санкт-Петербург), Российского государственного гуманитарного университета (Москва) и Южного федерального университета (Ростов-на-Дону). В ходе обсуждения обозначилось общее для участников коллоквиума понимание актуальности мысли Кожева, возникающей на пересечении понимания им единой феноменологии Гегеля-Гуссерля-Хайдеггера и политического аспекта его философии под выраженным влиянием русской философской мысли и литературы.

Коллоквиум начался с доклада профессора <em>А.М. Руткевича</em> (НИУ ВШЭ, Москва), автора наиболее авторитетных исследований философии Александра Кожева в России, переводчика и издателя многих его работ. Доклад назывался «Манускрипт Кожева 1940–1941 гг.». Докладчик рассказал о недоступной для большинства исследователей почти 700-страничной рукописи Кожева, которую он написал в ранние годы Первой мировой войны. Рукопись была частично расшифрована и издана в «Вопросах философии», однако в большей части она еще ожидает своих исследователей. Этот текст с непростой судьбой, возможно, содержит ключи к многим до конца не проясненным сторонам мысли Кожева. В частности, эта работа позволяет лучше понять степень влияния на Кожева русской мысли, прежде всего Вл. Соловьева, о котором Кожев писал диссертацию под руководством К. Ясперса, прояснить понимание Кожевом судьбы советской России, ее места в мировом историческом процессе и «конце истории». История рукописи позволяет также вновь поставить вопрос о предполагаемом сотрудничестве Кожева с советской разведкой во время его многолетней работы на французское правительство. А.М. Руткевич на основании своих бесед со вдовой Кожева, Ниной Ивановой, рассказал участникам коллоквиума о ранее неизвестных исследователям сторонах биографии философа, в частности, о допросах французской контрразведки. Дискуссия после выступления А.М. Руткевича была сосредоточена на соотношении содержания и порядка написания текстов Кожевом и на его действиях как участника Сопротивления, а затем как влиятельного в международной политике Франции чиновника.

Сложной истории признания иммигрантов во французском университетско-академическом сообществе посвятила свое выступления автор исследований о Мишеле Фуко и социальном конструктивизме <em>Е.И. Шашлова</em> (ЮФУ, Ростов-на-Дону). Общим тезисом ее доклада «Александр Кожев и французская философия: история национального признания» было утверждение, что Кожев – один из наиболее ярких примеров того, как русские, польские, немецкие и еврейские интеллектуалы во Франции были обречены на маргинальное положение, что, однако, не отменяет их влияния на французскую мысль, в частности, на М. Фуко. Исследование Е.И. Шашловой, построенное на поиске и анализе упоминаний имен философов в научной периодике, показало, что Кожев практически «невидим» в этом летописании университетской жизни. Вместе с тем компаративистский подход дал автору косвенные доводы в пользу предположения о влиянии Кожева на Фуко через работы Ж. Батая, а именно через проблемы трансгрессивности безумия и субъектности философской речи. Доклад вызвал дискуссию, в ходе которой участники коллоквиума вспомнили о нескольких важных источниках, которые бы дополнили картину исследования, а именно журнал «Recherches philosophiques», в котором А. Кожев с А. Койре опубликовали множество рецензий на работы немецких и русских философов, и Ежегодник Практической школы высших исследований, документировавший непосредственное встраивание ряда интеллектуалов в академическую жизнь межвоенной Франции, в том числе и внутриакадемическое развитие Кожева от слушателя исследовательских семинаров Койре до самостоятельного ведения семинара по Гегелю, который Кожева и прославил.

Тему русского «следа» в работах Кожева развил следующий участник коллоквиума –<em>Д.В. Токарев </em>(НИУ ВШЭ, Санкт-Петербург). В своем докладе «Самоубийство, революция, абсурд: инженер Кириллов („Бесы“) как гегелевский нигилист у Александра Кожева и Альбера Камю» автор проанализировал место, которое персонаж Достоевского занимает во «Введении в чтение Гегеля» А. Кожева (1947) и «Мифе о Сизифе» (1942) и «Бунтующем человеке» (1951) А. Камю. Хотя Кожев лишь вскользь упоминает Кириллова на лекциях 1934-1935 учебного года, «логическое самоубийство» героя «Бесов» оказывается важным аргументом в пользу радикальной, «нигилистической» трактовки понятия абсолютной свободы, взятого из гегелевской «Феноменологии духа». Отголоски этой интерпретации прослеживаются в эссе Камю «Бунтующий человек», в котором образ Кириллова, скорее с симпатией очерченный французским мыслителем в «Мифе о Сизифе», оказывается помещенным в негативный контекст, связанный с неизбежным перерождением «философского самоубийства» в «философское убийство», то есть в индивидуальный и государственный террор, неприемлемый для Камю. По итогам выступления Д.В. Токарев ответил на вопросы о возможных иных параллелях между Кожевом и героями Достоевского, такими как «великий инквизитор» с его политической программой, ранее сравнивавшейся в исследовательской литературе с образом гомогенного государства Кожева.

<em>И.С. Курилович</em> (РГГУ, Москва), автор исследований о развитии гегелеведения во Франции в XIX и XX вв., о французском неогегельянстве и, в частности, о философии Кожева, в докладе «Мышление бесконечного и феноменология сознания А. Кожева» показал, как и на каком основании Кожев выделяет антропологические типы «не-философов», «философов» и «мудрецов». Докладчик предложил доводы, согласно которым существенным отличием кожевианского философа является специфическое понимание возможности мышления о бесконечности и бесконечном – оно упорядочивает феноменологический опыт человека, позволяя ему философски строить онтологию и антропологию. На материале текстов Кожева разных лет И.С. Курилович утверждает, что Кожев использует связь онтологического аргумента бытия Бога и концепции «актуальной» бесконечности, в частности, в канторовской теории множеств, и через сведение всякой бесконечности до уровня «потенциальной» отказывает в доказательности онтологическому аргументу и провозглашает необходимым для философа атеизм. Вместе с тем докладчик показал отличия атеизма Кожева от позиций Фейербаха и позитивную оценку Кожевом христианства для становления новоевропейской науки. В заключение И.С. Курилович реконструировал позицию Кожева таким образом, что показал эпистемологические проблемы и «практические выводы», следующие за упразднением «актуальной» бесконечности: отсутствие неизбежности осуществления «конца истории» и необходимость для философа становиться «мудрецом», следуя 11 тезису Маркса о Фейербахе, т.е. деятельно вступать в осуществление истории и закончить историю. Докладчик продемонстрировал параллелизм выводов Кожева об ущербности лишь созерцательного бытия философа с биографией самого Кожева, которые после Второй мировой войны стал влиятельным чиновником на набережной Орсе и до 1968 г. направлял углубление евроинтеграции. По итогам доклада участники коллоквиума обсудили, чем Кожев обязан в понимании идеи бесконечного А. Койре, насколько сильно его следование за Койре в разборе проблемы бесконечного и какие еще важные референции можно обнаружить. Так, во время продолжения обсуждения в кулуарах появились предположения о влиянии Кондорсе на Койре и через него на Кожева, что может стать направлением нового продуктивного исследования.

Продолжая тему влияний и преемственности, совершенно иную оценку ключевых референций Кожева предложил <em>Рамбер Николя</em> (Rambert Nicolas, Французский университетский колледж, Москва). В докладе «Кожев, читатель Соловьева» он провел сопоставление текстов Вл. Соловьева «Понятие о Боге», «Чтения о Богочеловечестве» с диссертацией Кожева о Соловьеве, с его работами «Атеизм» и «Понятие, время и дискурс» и курсом о Гегеле в Практической школе высших исследований, известным после публикации как «Введение в чтение Гегеля». Р. Николя заострил известный и спорный тезис о влиянии Соловьева на философию Кожева вопросом, не происходит ли атеизм Кожева из учения Соловьева о Боге и богочеловечестве и не был ли сам религиозный философ Соловьев атеистом или, мягче, не была ли его философия атеистической. Исследователь прежде всего вспомнил спор А. Введенского с Соловьевым о том, была ли философия Спинозы атеистической, как заявил Введенский, или она была все же пантеистической, как считал Соловьев. Кожев, согласно Николя, своей диссертацией воспроизвел утверждение Введенского о Спинозе в отношении Соловьева, а рукописью «Атеизм» продолжил анализ самого атеизма. Скрупулезным сопоставлением текстов докладчик отстаивает тезис, что аргументация Кожева в отношении философии Соловьева наследует и воспроизводит ключевые ходы спора Соловьева с Введенским, и Кожев, как это делал Соловьев в отношении Спинозы, находит у религиозного философа, на этот раз у Соловьева, атеистическую философию, а именно атеистическую концепцию мира.

<em>А.В. Ямпольская</em> (НИУ ВШЭ, Москва), автор исследований о Левинасе, постфеноменологии, о природе феноменологического метода и о противоречиях в рамках различных школ феноменологии, выступила с сообщением «Феноменологический метод согласно Кожеву: от Гуссерля к Хайдеггеру». А.В. Ямпольская взялась за анализ одного из самых спорных тезисов французского неогегельянства: гегелевский метод был не диалектическим, а дескриптивно-феноменологическим в значениях, которые этим терминам придавали Гуссерль и Хайдеггер. Удалось установить, что, согласно Кожеву, успешность феноменологической работы зависит от наступления «конца истории» – только он дает вступить в свои права особой фигуре философии Кожева – «Мудрецу»: всякое феноменологическое описание требует отказа от действия и отстранения от мира, прекращения движения и истории. По мнению Ямпольской, такая экстравагантная гегельянизация Гуссерля и феноменологизация Гегеля прошла не без влияния ученика Гуссерля, Ойгена Финка, работавшего с основателем феноменологии в поздний период его творчества при разработке генетической феноменологии конституирования смысла. В ней трансцендентальная субъективность раздваивается на сознание, конституирующее мир, и на незаинтересованного наблюдателя, субъекта трансцендентальной рефлексии. Соответственно, эмпирический субъект, определенный феноменолог, существует в этой расщепленности. Кожев же в лекциях 1934-35 гг. тоже говорит о расщеплении субъекта истории на агента феноменализации, через которого происходит конституирование самого исторического процесса, и незаинтересованного наблюдателя феноменализации, «Мудреца». Однако к лекциям 1938-39 гг. «Мудрец» Кожева уже не гуссерлевский, не интеллектуалистский наблюдатель, но деятельный, хайдеггерианский, конституирующий мир и анализирующий его. Таким образом, произошедшая в 1934-1939 гг. трансформация взглядов Кожева на феноменологический метод может быть описана как «от Гуссерля к Хайдеггеру», утверждает А.В. Ямпольская. Сообщение о методе Кожева вызвало живейший интерес, и не последнюю роль здесь сыграли разные оценки исследователей того, к какой традиции мысли необходимо отнести Кожева, какие конвенциональные самопонятности релевантны при интерпретации его идей и, в частности, его философского метода.

Последнее выступление на коллоквиуме принадлежало <em>Жану-Кассьену Биллье</em> (Jean-Cassien Billier, Université-Sorbonne, Париж, Франция). Из его доклада «Вопрос международного права в мысли Кожева» участники коллоквиума узнали, как знаменитый «Набросок доктрины французской политики» Кожева соотносится с основными линиями дискуссии о статусе международного права. Одна из ключевых позиций того времени была представлена неогегельянством Кауфмана, для которого международное право требует суверенности государства. С другой стороны, выступали различные представители юридического позитивизма, для которых международное право есть часть внутреннего государственного права как «внешнего государственного права» или результат самоограничения государства. Отдельно была представлена дискуссия между Карлом Шмиттом и Гансом Келсеном о проблеме взаимодействия внутреннего и международного права. Особым образом была охарактеризована позиция Кожева, который оригинальным образом соединил вопрос о международном праве с темой реализации истории в едином мировом государстве с единым мировым порядком. Тем самым, доклад Ж.-К. Биллье связал разнообразие теоретических работ Кожева с его практической политической работой, начало его интеллектуальной биографии в России и Германии и ее окончание в ряду влиятельнейших интеллектуалов во французской внешней политике эпохи IV и начале V республики.

В завершение участники коллоквиума отметили высокий уровень докладов и живую и плодотворную дискуссию, которая позволила не на бумаге, а в действительности реализовать мечту о диалоге между исследователями, приехавшими из разных городов и стран, придерживающихся разных философских взглядов и традиций, но объединенных интересом к личности и творчеству Александра Кожева, нашего соотечественника, который в своей жизни и в своем философском наследии объединил Францию и Россию.

<em>А.М. Руткевич, Д.Н. Дроздова, И.С. Курилович</em>